Заметки геолога

Заметки геолога

Встречи на тропе

Лилия Климова, жительница села Рощино, в прошлом — геолог, а сегодня – пенсионер. Родом — из Новгородской области. Дочь военного выбрала самую романтичную профессию и, окончив в 1970 году Казанский университет, приехала по распределению в Иманскую экспедицию. Здесь в 1976 году вышла замуж, а через год в молодой семье появился первенец – дочь, а еще через год – сын, так и прижилась она в таежном селе.

И хоть экспедиции уже давно нет, люди остались. Эти глухие таежные места стали родными для большинства геологов. Мы встретились с Лилией Климовой. Интересный собеседник, она в красках вспоминает самые яркие события из своей полевой жизни. С разрешения автора публикуем несколько историй.

 Начинала я свою профессиональную деятельность на геологической съёмке в верховьях Бикина – высокогорные и дикие места. Здесь и произошли мои удивительные таёжные встречи со всяким зверьём — даже лося видела (а везде встречались только изюбри). Но первыми меня удивили люди.

«Покорители» тайги

База располагалась в глубокой тайге на небольшой реке Тавасикчи, а ниже, километрах в двадцати, был аэродром Золотой. Вот до него и долетели (как-то договорились с пилотами) три морячка, быстро промотав в городе все свои заработанные на морях деньги. До следующей вахты у них оставалось чуть не три месяца, и решили наши романтики покорить ещё и тайгу.

Короче, через нашу базу со стороны аэродрома прошествовали три экзотических типа, наподобие индейцев: с повязками на голове и торчащими во лбу беличьими хвостами, на бедрах приспособлены меховые сидушки, джинсовые брючки модно рваные, сигары…

Запомнились красивые цветные рубахи с широким рукавом — красавчики! как сейчас говорят. С собой — расписные сумки на плече. Привычных для таёжников рюкзаков не наблюдалось. А дыры в брюках вообще нас сразили при таком количестве мошки-белоножки.

У нас в десятиместной палатке молодые люди пили чай, остроумничали, красовались передо мной, бывалых моряков изображали. Мы же удивлялись – что они есть собираются в тайге? Ведь с собой — никакой провизии. Оказывается, ребятки всё рассчитали — всё узнали и капитально подготовились. Взяли красивый топорик, ножи, спички, верёвки, капроновые сети, патроны и, видимо, обрез.

Спать собирались на лапнике, от дождя, сказали, будут строить «корянки» из коры кедра. Знающие люди им рассказали, что в тайге водятся ручные рябчики – дикуши (я действительно их видела) — посвистишь его свистом, он и подлетает, дурачок, прямо в руки или из любопытства сам голову в петлю засовывает. Рыбы не меряно в диких горных речках — на цветную нитку ловится, глупая – мухорок называется, даже крючка не надо. Мясо само приходит и ждёт на солонцах — соль зверью нужна.

По всем ключам построены охотничьи бараки с оставленной едой и спичками. Кровососущих они потерпят, а энцефалитные клещи уже кончились. Они, молодые и здоровые, всё добудут, тайга человека прокормит (лошары — сказал бы мой внук)! Как они были самоуверенны, бодры и веселы – что мы им только не говорили, их было не вразумить!

Лето пролетело в работе, мы забыли о городских чудаках. А в начале октября, в верховьях уже начались заморозки, к нам на базу вышел обросший и оборванный человек зэковского вида и ещё издалека кричит: «Дайте Христа ради сахару!».

Заходит в палатку и падает на нары. Я говорю ему: «Может, горячего чая?» «Нет – сахара, иначе я умру!» И правда – стал сосать сахар, как собачонка, со стонами. Еле признала я в нём красавца морячка: где гордый беличий хвост на голове, подстилка из меха на бёдрах, яркая рубашка… Всё очень грустно, особенно — шкурка на заду. Глаза какие-то дикие, голодные, лихорадочные, и у меня появилось подозрение… Спрашиваю: «А где твои друзья?». Он неопределённо машет рукой назад, мол, не могут дойти.

«А почему бросил и не пришли вместе?» — продолжаю допрос, в ответ он только мычит, руками машет. Я тогда, честно скажу, стала его бояться, подумала, что он их съел, чтобы выжить. Еды дали и всё боялись перекормить. До следующего обеда я всё подозревала самое худшее. Но подошёл второй дистрофик, тоже сахар просил – видимо, на морях привыкли к сладкой жизни! Третий через два дня дошёл – совсем слабый, ничто уже нигде у него не торчало.

Их было и жалко, и невозможно смешно. Науку на всю жизнь получили! Ничего не поймали, не подстрелили, и неизвестно, чем бы закончился их вояж, если бы не наткнулись они на охотничьи домики. Там и жили, пока не кончились продукты и не сожгли заготовленные на зиму дрова.

А кушали оголодавшие морячки по-взрослому, мы только успевали записывать на себя банки в заборную книгу. Неделю объедали нас три мужика, пока мы их не выпроводили на тот же аэродром. Завхоз сказал, что не собирается кормить даром «этих татуированных», хотя они обещали деньги прислать. Зимой только он узнал, что незваные гости подчистили все его барачки, где он себе припас банки и крупы на сезон зимней охоты. Долго мы их вспоминали, особенно скуповатый завхоз-старовер.

Медведь со скверным характером

Из Хабаровска прислали куратора для проверки радиометрических исследований в экспедиции. Радиометр — специальный эталонированный прибор со шкалой и трубой с кристаллом, им делались замеры в каждой геологической точке маршрута и записывались. Обычно это поручалось студентам.

Городского начальника направили в нашу партию, и на свою голову он выбрал меня. С радиометром ходила студентка Танечка. Июль. Вечером у костра за ужином куратор столько рассказывал о своём бесстрашии перед камчатскими медведями, столько он их там навидался, каждого знал в морду-лицо.

Утром хабаровский гость нацепил контрольный радиометр, и мы двинулись в маршрут. Прошли два километра, сели на точку на упавшее дерево метрах в двадцати от ключика. Я пишу, начальник развлекает студентку. Тут он увидел движение в высокой болотной траве в нашу сторону и говорит: «Надо окликнуть, кто это?». Я предложила подождать и посмотреть — иначе убежит и не увидим. И тут из травы в ключ высовывается громадная морда бурого медведя и утыкается, хрюкая и фыркая, прямо в воду.

В руках у меня мой молоток и всё, но я знаю из разговоров геологов, что медведя можно убить, если сильно и точно ударить по очень чувствительному носу, это его самое слабое место, и к этому я мысленно готовлюсь. И тут гость хватает у меня молоток и тянет к себе, я не даю — у меня больше ничего нет. Потягались, я победила, показав глазами на его трубу в руках.

А медведь нас не чует, видимо, ветер от него, и потихоньку продвигается к нам по воде. Думаю, увидит нас неожиданно близко и кинется со страху – уже надо кричать, и мы одновременно крикнули: «Эй!» и «Куда?». Тут наш медведь изумленно поднял голову и, сразу, без раздумий, рявкнул и кинулся к нам, широко разбрасывая лапы, не переставая рычать.

Вроде это было быстро, но мы успели переступить назад за лежачее бревно, на котором сидели. Было понятно, что бежать или лезть на дерево не успеешь, студентка  зашла за мою спину, у меня всё-таки — оружие, а ОН уже подбежал и поднимается перед нами на задние лапы. Всё это время начальник как заведённый кричал одно слово: «Куда? Куда?».

Я знала, что просто так звери не нападают, уже всех видела и не боялась, мы ничего плохого ему не сделали, а сама ищу нос медведя. Когда он полностью перед нами поднялся, на уровне хорошего удара молотком была только его блестящая мокрая грудь, до носа я не доставала для хорошего удара, медведь ревел так близко. Я увидела желтые зубы, из пасти плохо пахло, глазки маленькие и злые, по прижатым ушам я почему-то больше всего поняла, что хорошего не жди, а ударить в грудь, только разозлить хозяина тайги, может, он этого-то и ждёт (чего-то ему не хватало для нападения).

Я поняла, что ждать нечего и закричала так, что сама не узнала свой голос! Танечка стояла сзади, отвернувшись, она не могла смотреть на это чудовище, и когда услышала мой крик, решила, что медведь уже добрался до меня и следующая будет она, и тоже в унисон мне закричала, как могла. Смелый хабаровчанин заведённо продолжал кудахтать.

Мишке явно наше меццо-сопрано не понравилось, он опустился на лежащее перед ним дерево и начал с рёвом остервенело драть его передними лапами прямо перед нами, а мы трое орали неизвестно сколько времени, но было видно, что медведя этот звук  останавливает от нападения… Он первым не выдержал поединка. Оттолкнулся от дерева и пошёл в сторону на растопыренных лапах. Когда он вроде бы удалился, мы с Танечкой замолкли, и тут же медведь разворачивается и быстро, на скачках, с рыком бежит на нас, и вот он уже опять здесь.

Вот тут-то я испугалась! Решила, что теперь-то он уже с нами расправится и разорвет нас на куски со злостью неимоверной. И мы опять дружно заорали. Ровно с этим звуком Миша останавливается, опять разворачивается от нас и убегает. Теперь мы орали долго, боясь остановиться.

Наконец первая трезвая мысль, что надо разжечь костёр. Оказалось, что у всех дрожат руки, ни у кого нет голоса, сорвали, повысив его на хозяина тайги. Спички ломались, и когда одна загорелась, бросили её на смолу стоящей ели. Огонёк по стволу побежал наверх, и загорелась «борода» из мха по нижним веткам. Все стоим и говорим, что надо тушить, вода — в ключе, рядом, а сами — ни с места, ни руки, ни ноги не слушаются. Кое-как потушили, пришли в себя, ну и пошли дальше продолжать маршрут.

Оказалось, меньше всего напугалась Танечка, через час она уже забыла все страхи. Я в самый страшный момент увидела лица своих родителей, своей семьи ещё не было. А у хабаровчанина вся жизнь прошла перед глазами, говорит, как кинопанорама от детства до последних дней, и красной линией была его фраза: «Это же прямое нападение на нас, на Человека!».

Когда вернулись в Рощино, вся экспедиция говорила, как хабаровский куратор спас две молодые жизни! А кристалл-то в радиометре городской проверяльщик разбил в сердцах, когда скинул с себя прибор, так и уехал, и больше мы его не видели.

Объяснения такой агрессии бурого медведя так и не придумали — это не было время гона, он не сидел на мясе, вряд ли был голодный, не похоже, чтобы был стреляный, медвежат не было. Видимо, не с той ноги встал или характер скандальный. Но в конце концов — он же не тронул нас!

Однако весь этот сезон у меня сердце останавливалось от всех тресков и шумов тайги.

Ещё был потешный случай с выпускником Московского университета Славой К., который периодически блудил по тайге, хотя окончил ещё и топографический техникум. Тут самое удивительное, что он был крайне упрям и обязательно спорил со всеми, кто говорил, что он не прав: то компас обвинял, то погоду, то — не учите его жить, он сам всё знает! Хотя ночевал столько раз под деревом, заблудившись, но никогда не соглашался и шёл упрямо в свою сторону. Все, кто его знал, с этим столкнулись.

В тот раз Иван, техник-гидрогеолог, поймал его, идущего в обратную сторону от лагеря, и уговорил идти с ним в лагерь — день то уже короткий, осень. Шли по болотным кочкам. Слава нервно шёл, падал и ругался, что не туда идут, и неудачно упал лицом прямо в гнездо с земляными осами. Долго он вставал и долго соображал, что его жалят осы, хотя Иван кричал — убегай! Когда пришли в лагерь, глаз уже видно не было, хорошо хоть не было аллергии.

Конечно, всем было очень весело на него смотреть, на такого сердитого. Утром все с нетерпением ждали его появления из палатки, но когда увидели его вылезающего, все хором закричали, чтобы он вылезал лицом вперёд, а не наоборот. До конца сезона без смеха не могли вспоминать этот случай. А если человек ещё и не понимает шуток, очень ему тяжело жить на свете.

Лилия КЛИМОВА,

с.Рощино

 

Похожие записи

Что Вы думаете по этому поводу:

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте как обрабатываются ваши данные комментариев.